– Хватит. Твой Энтони мёртв, понял? Мёртв, покончил с собой, его достала твоя любовь, которую ты обязан был дарить всем своим детям. Но ты сам убил его, а мне с тобой говорить не о чем, – обрываю его, моментально вспыхивая.

– Ты жесток, – тихо произносит он.

– Ты сделал меня таким. Не нравится? Тогда проваливай туда, где тебе будет комфортно. Проваливай, никто тебя держать не будет, Роджер. Мать терпит тебя только ради общества. Но скоро и ты отправишься к своему любимому сыночку, освободив всех нас от себя. Я запрещаю говорить со мной. Запрещаю, – широким шагом выхожу из кабинета, подхватывая так и лежащее пальто на спинке кресла, хлопая дверью.

Хватит с меня этого. Завтра же вышвырну. Завтра его здесь не будет. Не хочу больше видеть его морду, слышать его голос. Нет.

– Дядя Артур…

– Отвали, Венди. Иди спать! Живо! – Срываюсь на ребёнке, спускаясь по лестнице.

Что там она, эта мисс Умница говорила про любовь ко всем? Так вот ни черта такого не бывает. Эта девочка стала для меня обузой, как и её мать. Мне никто не нужен. Никто.

Нахожу машину, которую пригнал обратно Айзек. Завожу мотор и выезжаю из гаража, от скорости заносит. Выправляю руль. Ненавижу так. И так больно. До сих пор больно, чёрт бы побрал его. Пусть уже подохнет. Пусть оставит меня. Пусть освободит. Хватит.

Не знаю, куда я несусь, туман перед глазами. Успеваю нажать на тормоз перед семьёй, что переходит дорогу. Машина глохнет. Снова завожу, мотая головой, чтобы избавиться от мыслей. Вижу огни и толпу людей, что находится на центральной площади. Идиоты. Бедны и радуются этому.

Вынимаю ключ, выходя из «Мерседеса», блокирую его. Смех и музыка доносятся до меня, как и громкий гул голосов. Несколько палаток, вокруг которых толпятся люди. Каток, где звучит музыка, и пары наслаждаются ночным, морозным воздухом. Дети пробегают мимо меня, что я отскакиваю. И она где-то здесь. Зачем пришёл сюда? Не знаю. Но не могу быть в замке. Потираю переносицу, закрывая глаза.

Ладно, немного пройдусь, это остудит меня. Вздыхаю и поворачиваюсь в сторону площади, проходя мимо людей. Меня словно никто не замечает. И это хорошо. Чем меньше меня видят – боятся больше. Дьявол. Усмехаюсь от этого, обходя горожан.

От одной из палаток пахнет глинтвейном, втягиваю в себя этот аромат. Поднимаю голову, замечая белоснежную шапочку, распущенные тёмные волосы. Вижу, как губы девушки улыбаются, обращаясь к кому-то. Анжелина. И так легко она передаёт глинтвейн, у неё это получается настолько правдоподобно, как и улыбка. Тёплый белый жилет и свитер в этом же цвете оттеняют её каштановые волосы, превращая в чёрные. Моё внимание привлекает низенькая женщина, копошащаяся рядом. Её мать, они невероятно похожи. Та же улыбка и приятное лицо. Возвращаю свой взгляд, где стояла Анжелина. Но её там больше нет. Нахожу взглядом белую шапочку, удаляющуюся от меня.

Не знаю зачем, но двигаюсь за ней, не желая потерять из вида. Практически догоняю, замечая, что её за руку держит парень. Он что-то быстро говорит ей, а она кивает, смеётся от его слов. Джек. Тот самый Джек. Они встречаются? Прищуриваясь, следом иду за ними. Затягивает её за одну из палаток, а я остаюсь сбоку, подходя ближе.

– Энджел, давай ещё раз, – говорит звонкий голос. Мужчины не могут иметь такие ноты в тембре, словно соловей. Это противоестественно, даже противно слушать его. Мужчина должен говорить чётко, равнодушно и без лишнего. А с женщинами играть голосом, заманивая в свои сети. Но не петь, как кастрированный тюлень.

– Нет, Джек, мне одного раза было достаточно, – смеётся Анжелина.

– Брось, тебе будет ещё лучше, – заверяет он её. Шуршание одежды. О чём они говорят?

– Мне и после первого раза было хорошо. Второй не требуется, Джек.

– Господи, Энджел, давай, ещё раз, а то с ума сойду. Я же обещал, – настаивает на своём парень. Да он её разводит на секс. Вот, значит, какая Леди Чудо. Милая и краснеющая, когда я смотрю на неё, а со своими готовая раздвинуть ноги. Стерва.

– Завтра. Хорошо? На сегодня достаточно, правда, достаточно, Джек, – и вновь шуршание одежды. Целует его? Играет так с ним?

– От тебя так вкусно пахнет.

– Это всё глинтвейн, – смеётся она. – Мне надо идти, я должна помочь маме.

– Тогда позже, я буду ждать тебя.

– Хорошо, Джек, до встречи.

Отхожу назад, прячась за толпой, смотрю, как девушка выходит и её щёки пылают румянцем. Вот и вся тайна мисс «возлюби ближнего своего». А она его уж очень тесно любит. Нью-Йорк имеет свойство менять людей, превращая их в актёров. И её это не обошло. Играет свою партию, являя всем добропорядочную девушку, а на деле обычная шлюха. Так должен ли я чувствовать угрызения совести за то, что чуть было не поцеловал её? Да ни черта. Пришло время открыть её порочную натуру. Вывести на чистую воду и воспользоваться. Да, именно так, разоблачить искусственно напущенную пелену благопристойности. Сорвать… да, сорвать.

Улыбаясь себе, двигаюсь за ней, догоняя девушку.

– Вам не надоело притворяться? – Шепчу я. Вздрагивает, останавливаясь, что налетаю на неё. Оборачиваясь, смотрит в мои глаза, и читается в них полное удивление.

– Артур… лорд Марлоу, – лепечет она.

– Верно. Так вам не надоело играть? – Приподнимаю уголок губ. Сдвигает брови. Ах, ну да, включила снова глупую простушку.

– Я слышал, Анжелина, ваш разговор с Джеком. Отчего не повторить первый раз? И был ли он первым? – Ехидно добавляю я.

– Вы подслушивали? – Изумляется она.

– Случайно заметил вас и решил поприветствовать, пока дошёл, то пришлось послушать. А кто-то ещё знает об этом?

– Мне двадцать пять, лорд Марлоу, и я могу пить алкоголь хоть литрами, – возмущается она.

– Вы о чём? – Спрашиваю я, понимая, что уводит меня от разговора.

– Это вы о чём. Да, боже, ну выпила я раз глинтвейн. Это что, преступление? Больше не хочу, я и так согрелась, – продолжает она, обиженно поджимая губы.

Артур, ты придурок.

– Глинтвейн? – Разочарованно переспрашиваю я, прокручивая в голове разговор.

– Да. А вы о чём подумали, лорд Марлоу? – Кивает она.

– Эм… да так, ни о чём, – равнодушно отвечаю я. Чёрт. Они говорили о чёртовом глинтвейне. Не о сексе, а о глинтвейне. Но этот парень всё же хочет большего, возможно, поэтому и уговаривал её на второй раз.

– Господи, только сейчас поняла, что вы здесь! На ярмарке! В городе! Венди с вами? – Голубые глаза загораются радостью.

– Нет. Она спит, – отстранённо произношу я, продолжая обдумывать свою глупость.

– Понятно. Но вы здесь. И это… здорово! Хотите глинтвейна? Он сегодня необычайно крепок. По себе знаю, – смеётся Анжелина. И теперь понятно, отчего этот румянец и слабый аромат корицы.

– Да. Не отказался бы, – киваю, хотя надо уйти отсюда. Она хватает меня за руку, прикасаясь своей горячей кожей к моей. Покалывание на ладони, ведёт меня, пока я перебарываю внутри поднимающуюся злость. Она трогает меня. Трогает, а я ничего сделать не могу. Не хочу. Но всё же вырываю свою руку из её. Даже не замечает, насколько это было для меня неприятно. От её тепла до сих пор кожа горит. Вытираю ладонь о пальто.